Ася Анистратенко

однажды шла с похорон
взволнованной и влюбленной
там жизнь утверждала жизнь
не слушая ничего
мы столько тогда тепла
вдохнули в тебя Алёна
казалось растает лёд
и заново заживешь

но день наступал на день
а позже сменялся ночью
и всё было как везде
а вовсе не как ты хочешь
наверное в этом смысл
чтоб воля сменяла волю
но странно что это жизнь
хотя и логично что ли

сегодня спроси меня
и я не найдусь с ответом
что требовалось понять
и что доказать при этом
что лучше живым чем нет
что мертвые понарошку
что будет весна и свет
и платье в смешной горошек
что дух воспарит поверх
ваганьковских востряковских
что скажем ещё привет
однажды по-стариковски
что если с тобой тепло
у края могилы свежей
то значит любовь крыло
где хочется там и держит

какие же мы мамонты, ха-ха,
в плену своих олдовых представлений
о том, как регулировать компьютер,
какие книжки разрешать читать,
когда уже рассказывать про секс,
в каком часу дитя должно быть дома,
где сладость запрещенных поцелуев,
как у подростков выглядит любовь.

не боли-боли, моя голова,
метеозависимым — карнавал.
как, бывает, встанешь не с той ноги, —
уходи, циклон, разбежись, враги.
нурофен! и ношпа! и пенталгин.

я сижу за столом в Комарове, которого нет,
там, где сосны тонкими пальцами держат свод,
а на большом лугу, оставляя след на траве,
разгоняется маленький самолёт.
управляет им божество
в гоглах, перчатках и всей капитанской сбруе.
я смотрю на него.
и жестянка его, покачивая крылами,
рассекает воздух, врывается в облака.
и роман на столе с перечеркнутыми словами,
лишь приснившимися пока.

Слава богу, у нас листопадный пояс.
На морозе звучит по-другому голос,
Обновляется вид Воробьёвых гор.
Две вороны летят ни во что не целясь,
Совершенно точно не беспокоясь
Посреди ощущения. Это спорт.
Для людей же едва ли посильный челлендж —
Понимая, что всё, что уже взлетели,
Оставаться в потоке и на крыле.
Нам нужны перспективы, задачи, дали,
KPI, показатели, планы, цели, —
В общем, всё, что привязывает к земле.

Спустя двадцать лет
Очень хочется сказать
Себе-двадцатилетней:
«Дура, отойди от него немедленно»,
Потому что в сорок лет
Очень понятно,
Что без четких, ясных,
Открытых, предельно проговоренных
Отношений
Не получится
Ничего хорошего.
Но в двадцать лет все делают именно так.
Если честно, и в тридцать. И в сорок.
Обнаруживают себя посреди
Очень странной, не вполне однозначной
Ситуации,
Чтобы потом, спустя ещё несколько
Неприятных моментов,
Очень плохих ночей,
Километров переписки,
Прочего,
Осознать, что в отношениях
Не все хотят того же, что и ты.
Если честно, не все даже знают, чего хотят.
Побыть рядом, но не жениться.
Потрогать, но не взатяг.
Целовать, но не считать близким.
Доказать что-то себе или другим.
Испытать максимум эмоций —
И это не запрещено законом.
Если честно, человека определяет не то,
Происходит с ним такое или нет
(Происходит),
А то, что бывает потом.
Что он делает, осознав, что его не берут.
Что у него ребенок без второго родителя.
Что жизнь вообще пошла не туда.
Как он живёт с этим всем,
Среди чего он живёт.
Хватает ли ему сил
Посмотреть в лицо
Не очень получившейся любви.
И снова смотреть. И снова смотреть.
Понимает ли он, хотя бы спустя двадцать лет,
Что любому человеку
Можно любить любого человека
Как угодно сильно
И с какой угодно дистанции,
Не причиняя вреда
Ни себе, ни ему.

разговаривать с тонущим кораблем
отвечая слышу тебя прием
отвечая рассказывать о своем
вообще отвечая
никогда не спрашивать как дела
равномерен ли иней трава бела
хороша ли прическа харона
лета как горяча ли

сам расскажет тебе что видать в окне
и в какое время всего темней
и какими заботами в пене дней
затыкает щели
а о чём-то прочем он промолчит
и о том что могли бы сказать врачи
но решили что нет
потому что путь по прямой священен

так что ты разговаривай говори
не о том что горит у тебя внутри
не о том что наружу рвется в ночи
что неудержимо
повторяя роджер иди вперёд
и корабль тонет но ведь идёт
ничего что в окне то трава то лёд
ничего кроме жизни

полюбила я парня демона человека с ногой
у него уши страшные на голове глаза
я хочу убежать от него пока сам не ушел к другой
но потом говорю себе нехорошо нельзя

надо дать ему совершить для чего пришел
чтобы взял мое сердце зажал в ледяную горсть
чтобы стало ему ненавистному хорошо
а пока пусть сидит наливается кровью гость

сытый весёлый как камень в моей груди
пока пусть лежит и дышит уснул устал
я же смотрю и шепчу ему уходи
я же точно не та я же знаю что я не та

не сумею сделать так больно что зашибись
ни навязать веревок ни встать стеной
а он лежит доверчиво будто бы на всю жизнь
говорю вам девки странный совсем дурной

ничего у нас не будет
говорит моя царица
что ж ни радости ни горя
ничего уже не жду
подставляй любые лица
ветер злится и ярится
пёс бежит у кромки моря
море треплет ерунду

день и час любые вести
означают мы живые
мы ещё переживаем
и даст бог переживем
время топчется на месте
и грохочет как впервые
и ложится под подушку
и бормочет о своем

с точки зрения снега все это надо менять
с точки зрения лета надо в австралию
и оно уходит на 183 с половиной дня
потому что пора ему
с точки зренья меня я хочу в австралию а не снег
я цыган я черкес я люблю перемену мест
но с точки зрения солнца нас просто нет
обходись тем что есть

В окрестностях Ленкома
всё кажется знакомым:
актеры нашей юности
в актерском кабаке
сидят себе, как прежде,
кто с ролью в уголке,
а кто рука в руке,
окутанный надеждой.

Где водку подавали,
там мы с тобой в подвале,
своей актеры юности,
сидим рука в руке,
не узнаны никем.
Там наливали суп им
и кашу поутру,
там, где большая тумба,
афиши на ветру,
и наискось от булочной
уходит переулочек,
уходит прямо в прошлое,
как в черную дыру.

я, конечно же, собиратель своей земли.
я люблю просыпаться, и чтоб в окне корабли,
и чтоб долго спускаться к большой голубой воде.
и досадно, что эта опция не везде.

я люблю, когда дом упирается тылом в лес,
и такой, чтоб с цикадами, а комаров чтоб без,
то есть лес, получается, это же склон горы,
где удобно сидеть озирая свои миры.

я люблю эту гору, я пользуюсь ею всласть.
но ничто не давало мне права ее украсть.
я люблю это море, но странно его забрать
у других, проживающих в смежных со мной мирах.

если честно, моя земля — в моей голове.
потому я дурак и сижу на холме-траве,
а империи делят другие в обход меня,
не спросив, что я думаю, ну и не извинясь.

как на фотографической картинке
проявятся заломы и морщинки
следы каких-то выборов несладких
ненужные обочины и складки
наросшие на молодое тело
не там где тело этого хотело
а там где гравитация была

но у меня в глазу другие линзы
и сквозь слои забот и катаклизмов
я вижу наши юные тела

пускай о нас таблоиды не пишут
мы заняли какую-то там нишу
мы замерли в тени своих же стен
моя светочувствительность повыше
старей не бойся я тебя увижу
и в сумерках
и в полной темноте

не разлюби меня, когда темно.
у нас с любовью так заведено,
что всяк ее кроит-рядит по-свойски
и жалуется на плохой навар,
неудовлетворительный товар:
я думал, три ноги, а вышло восемь,
я думал, у нее во лбу звезда,
я думал, от нее тучней стада,
я думал, что в плацкарте с ней не тесно.

а кто ее действительно видал,
тем в чатики писать неинтересно.

так вот. не разлюби, когда темно.
я в этом смысле без иллюзий, но
и падающего толкать негоже,
и — кто плывет над бездной — утлый челн,
который, может, с верфи обречен,
дороже бездны ли?
о да, дороже.

на берегу сочтемся, перетрем:
чего дадим, чего с собой берем,
и разойдемся, вдумчиво и смело.
но то на берегу. пока мы здесь.
и что у нас помимо бездны есть?
а ничего.
и в этом-то и дело.

Представила себе, что вдруг в метро
Я встречу человека из ретро́,
Такого, в общем, ретро-человека,
Но в силу специфического века
Над маской я увижу лишь глаза
И не смогу уверенно сказать,
Его ли брови, волосы и веки
И хочет ли вселенная намеком
Продать мне что-то или показать.

Приходила кошка, требовала любви. Любви получила.
Приходила мышка, требовала любви. Любви не хватило.
Виновата ль кошка, что брать поменьше не научилась?
Виновата ль мышка, что слишком поздно прикопотила?
Виновата ль я, что любви выработала вот столько?
Виновата ль любовь, наконец, что ее на кого-то мало?
Встанешь ночью попить воды, постоишь над стоком.
Кран затянешь и возвращаешься под одеяло.

жестяной голубок повернулся к лету
ничего другого на свете нету
повторяю нет ничего
мы простые люди нам нужно много
а оно лежит не даётся трогать
гладить лицо живот

целый год карательного режима
целый год натянутый как пружина
как в снегу идти
и не хорошо и не то чтоб плохо
просто божья благость к тебе оглохла
нет напора в сети

а потом Господи запахи разнотравье расфокус
сливы давленые под ногами гортензия флоксы
ветки бьют по лицу
жмотский быт наёмных квартир туристских
дай мне много я будто не в зоне риска
я иду по дворцу

где котел двухконтурный еле пашет
где луна в занавеску глядит не наша
вышел в вечер и ветер коснулся лба
верхний слой воды перламутром вышит
всё в порядке любовь тебя слышит слышит
баю-бай

что-то странные мысли приходят
к примеру
что уже не приделать к себе пионера
не запудрить мозги недалекой блондинке
и не то чтобы Гумберт проснулся во мне и заплакал
но посчитано всё до последнего знака
и вот это неправильно дико

я люблю всех любимых
и то что из них получилось
и себя
я собой уже кажется быть научилась
время было
но неясно когда ещё выпадет шанс на свободу
совершить переход
и обрадоваться переходу
за секунду до пепла и пыли

Р. говорит на Рочдельской: нет надежды,
я уеду, говорит Р., он меня не держит,
не признает детей.
У бассейна «Чайка» я говорю: оставайся,
Р., я зарабатываю, немного, но детям хватит,
ежели без затей.

Р.: мне одной это странно или правда странно,
то, что он произносит, будто злодей с экрана?
Как это я вдруг так…
Я говорю: Р., по закону сцены
каждый герой — блондин, не блондин, так тенор,
каждый герой-любовник — герой-мудак.

Мы не находим с ней, где остановиться.
Р. уезжает. Меняются передовицы,
век проходит. В каком-то смысле проходит всё.
Р. на Рочдельской выглядит так же, нет, даже лучше.
Местожительства распределяют любовь и случай.
Баритон мерзавец, но тенор тебя спасет.

как сиротливо можно есть
в вечернем парке на скамье
стоять над ней к спине спина
и водка в мягких стаканах
и хлеб увядший из ларька
и три классических сырка
такая радость и тоска

пришел на рынок.
простые вещи, как для землян.
стоишь и смотришь
на круглый перец. на баклажан.
а как прикольно
бы было взять и зажить с нуля.
а не выходит.
а не выходит.
а жаль.
а жаль.

меня беспокоит та Сара которая вовсе
уже никого беспокоить давно не должна

как бабочка в запертой комнате бьется в стекло
ни рта у нее кривоногой ни долгого лета
и тени сгущаются в неосвещенных углах

так вот
я забылся тяжелым полуденным сном
я днем не люблю это дело
полночи читаешь
разбитый плаксивый и слушаешь утренних птиц
а как потом завтракать что говорить за обедом
как будто соврал и припрятал и сделал не то
так вот

я забылся и сразу увидел ее
в каком-то томительно розовом тоненьком платье
с расстегнутой грудью с раскрытым лицом поцелуя
в березовом ясном певучем весеннем лесу

нормально ли доктор что Сара тревожит меня

я встретил недавно ее на бульваре ползет
старуха старухой провалены губы в морщинах
мне кажется даже что Сара меня не узнала
но это понятно всё это понятно как раз
я тут о другом я сейчас подведу вас к вопросу
скажите мне доктор

допустим я скоро умру
а кто будет помнить мою эту глупую Сару
в какой пустоте поплывут наши робкие случки
такие как будто у них впереди бесконечность
и да впереди бесконечность у них и была
и все бесконечные ссоры разрывы раздоры
и после нелепость случайных прилюдных свиданий
когда говорить не выходит молчать не выходит
кто вспомнит бесстыжих настойчивых этих детей
короткие встречи неловко в супружеских койках
в отсутствие мужа не мужа законной жены

я Господи то ли не вечен а то ли велик
и сердце мое разрывается думать на части
что Сара моя остается теряется тает
и кто ее вспомнит когда я не вспомню уже

наша жизнь череда ошибок
череда невесомых рыбок
череда запятых и точек
ненаписанных писем близким
дорогих но не взятых рисков
нерожденных сынов и дочек

самых стыдных воспоминаний
это то что всё время с нами
череда огорченных вздохов
и любовных напластований
и бессмысленных расставаний
череда хорошо и плохо

новых дней разочарований
и попыток достичь нирваны
и попыток отчистить ванну
мы живем под цепочкой бликов
как под спутниками старлинка
даже если мы на диване

проплывают над головою
позывные вчерашних войн
как морзянка вселенской силы
от погасших уже истерик
от залитой в янтарь потери

но во-первых это красиво

ну нет, не пережить
всех тех, кто мог бы о тебе поплакать,
но новых наплодить —
тех, для кого бы ты имел значение.
как будто там, где всё,
где все, где вес удельный одинаков,
еще надежда есть
оставить, что ли, слабое свечение.

не тем, что жил
так праведно, что раздражал соседей,
не тем, что пел
так сладко, что и солнце не садилось,
а склонностью к теплу,
к неспешной доверительной беседе,
которая текла,
пока одна заря с другой сходилась.

и ничего ведь нет
такой беседы ни ценней, ни проще.
и если тяжело,
и из себя не выдавить ни слова,
сиди и слушай всех,
и старших, да, и тех, кто помоложе.
учись у них, учи
и постигай вселенную. и снова.

снился корабль например в Танжер например из Алжира
то есть брызги полуденный жар окраина мира
мы расходились бортами и вот на палубе
я увидела кого-то знакомого в рубашке алой
увидела кое-кого образца девяностых
со знакомой стрижкой и такого знакомого роста
это я уходила в Алжир он же шел в Танжер
это снилось как воспоминание и сюжет
как привет от тех кем мы были давным-давно
как замедленное и выбеленное кино

если представить что я тоже снюсь кому-то ночами
то мы все корабли проплывающие в печали
а над нами стоит министерство ночного движения
регулирующее рефлексы и отражения
но скорее нет скорее моя персональная карма
пропускать через призму свет расходясь боками
сохранять на пластинке тени штрихи и пятна
и какого цвета были твои глаза в девяносто пятом

и пока я живу корабли заходят в большие реки
принимают память о каждом согревшем меня человеке
и выходят обратно покачивая бортами
и проносят себя меж Сеутой и Гибралтаром
это кстати красиво так много воды соленой
во вселенной серой и синей и да зеленой

из пустого в порожнее переливай осторожно
никогда не знаешь что из этого важно
планировать да пожалуйста
с ветряными мельницами сражаться можно
выстраивать жизнь как цепочку смыслов отважно
чудеса и ужасы доклады эпосы и картины
достижения и провалы поводы поучиться
все равно неизвестно и вовсе неотвратимо
может так получиться
что не ты а тебя не впрямую а косвенно
передал соль поговорил полчаса на кухне
мусор труха пена дней а зачтут особенным
загорелось и светит и долго еще не потухнет
а ты вообще ничего даже не смотрел в эту сторону
у тебя по плану другие подвиги века
никогда не узнаешь движение слово которое
навсегда или нет но изменит к лучшему
жизнь человека

четыре слоя коммунальной краски
граффити бой
отечество мое бывает разным
само с собой
одной рукой само себя бичует
читай сечет
другой непригодившихся линчует
чирик отчет
четыре слоя коммунальной краски
любых цветов
отечество мое бывает страстным
в любви святой
а к несвятому ненависти столько
дивлюсь сама
беги когда бурлит по водостоку
поток дерьма
и вообще беги без остановки
и вообще
от запаха немеркнущей столовки
в любом борще
от легкого халдейского прищура
без чаевых
от мертвых сданных на макулатуру
и от живых
ну или покупай себе бахилы
в девичий рост
страна моя занятье не для хилых
кто слабым рос
кто мало ездил в пионерский лагерь
кто каш не ел
где будет черпать гордость и отвагу
вчерашние
как правильно почтить ему устои
найти врагов
страна моя занятье непростое
и ого-го
ее несут казахи и киргизы
безмолвный труд
и те кто в целом оказался снизу
пока не мрут
и все кто в положении наемном
бессонный строй
а ты бездомный отойди бездомный
и рот закрой
не для тебя тут строились дороги
грады сады
и с яблони струился кривоногой
есенин дым

влюбленность — как хороший сериал.
он всё, а хочешь новых приключений:
красивый мир, герои все родные,
к одним привык, других переженил.
шли годы. тот же N из-за угла
зовет на неприличную прогулку
(как сиквел от плохого режиссера),
эксплуатируя былой успех.
шли годы. перехватывают сны.
у них, увы, бессрочная франшиза.
там можно перекладывать героев,
менять узоры прямо на ходу.
но достоверен только первый мир,
его незамутненная скандальность,
ожог обиды, радость примиренья
и незамысловатый саундтрек.

утренние менеджеры семенят за баблом
мелко переставляя ноги в колготках
когда живёшь на окраине кажется
время менеджеров прошло
а вот их

сколько и все с тэйкэвеем наперевес
как с отсроченным счастьем
как же нам не хватало этого кофе здесь
в наших десятых

не хватало лёгкой курточной шелухи
из Японий Америк
теплых штанов не хватало
времени дописать стихи
не хватало денег

а теперь фасад под ремонт облезло нутро
осыпается точно нужно менять остекление
а менеджеры идут и идут от метро
каблуки колени

море снится потому что может
потому что дефицит солей
потому что соли просит кожа
хоть какой бассейн ты ей налей
что в бассейне том резина хлорка
гулкость голосов под потолком
только море высыхает коркой
и слова уносит далеко
человек который рос в прибое
должен часто видеть горизонт
пусть водохранилище любое
Баренцево Балтика Азов
что уж там досталось по рожденью
вырос переехал как хотел
но воды свободное движенье
формирует фокусный прицел
будто ты не человек а остров
под тобой качается вода
и море снится потому что просто
не уходит море никуда

всё чего бог дал это сидеть на скамье
мимо жизнь жизнь жизнь а ты знаешь каждое ее имя
и фишка в том чтобы выбрать скамью на солнечной стороне
но под тенистым деревом и рядом с ларьком
человек от природы слеп и поэтому слово в цене
надо же как-то показывать что происходит с другими
поэтому ты сидишь и смотришь всегда вовне
конкретный такой поёшь обо всех ни о ком

сидишь в хорошей компании рядом дымит старик
с другого конца девица юная феминистка
иногда выходит мужик со складным столом
вы играете в руммикуб пока не зажгут фонари
пока различимы костяшки и небо чисто
не работа а синекура поистине повезло

а если сломается всё если посыпал снег
дождь обрушился на голову в общем тепло ушло
как-то глупо сидеть и сидеть на солнечной стороне
если ни стороны ни солнца а только добро и зло

безрадостная повестка круги ее по воде
не хочешь а разберешься не сразу но постепенно
думаешь постою ладно раз это нужно для дела
если пора стоять если стоит страна
в кафе за соседним столиком кто-то крикнет сидел
в спецприемнике десять суток за волнения 31-го
и ты скажешь у нас знакомая тоже сидела
рот выговорит а мозг подумает
новые времена