Ничего личного, просто память устроена так. Смотришь на Васильевский, вспоминаешь Таню.
Смотришь на Тверскую, вспоминаешь кабак,
Где мы с Яшей пили текилу, и пили, пили, болтали,
Переходили Тверскую наискось в третьем часу,
Самих себя ненадёжно придерживая на весу,
(А на другой день у меня был билет в купейном вагоне,
И в Нижнем я чуть не отстала от поезда, похмельно куря на перроне.)
Смотришь на Лиговский, вспоминаешь мокрого Диму
И как мы с ним заканчивали дистанцию «Бегущего города»,
А до этого часа четыре я рассказывала ему о своих любимых
И о местах, в которых они мне были особенно дороги
(Дима, прости!),
Смотришь на Савушкина, там до сих пор идёт в контровом
Светящийся силуэт ещё одной новой судьбы.
С такими всё было, но не продолжилось ничего,
Есть только эти минуты, нанизанные, как грибы
на нитку, сушатся на зиму, ждут, когда хозяйки рука
Бросит их в суп или в ведро, труху заметая веником.
Почему-то я вспомнила это чувство: тебе говорят «Пока»,
А ты думаешь, что теперь твоя жизнь продолжается без этого человека.
(А то, что некто запер меня в машине и не выпускал,
Пока я не выражу достаточно скорби по поводу его ухода,
Спишем, допустим, на самолюбия зверский оскал,
Большие концы по Питеру и плохую погоду,
Но я помню, смотрела на профиль его над воротником пальто
И думала, как же ты, милый, красив, окончательно так, спокойно
Смотрела, слушала, думала, что, конечно, не будет никакого потом.
И потом не было. Хотя почему, он тоже так и не понял.)