марине
здравствуй каширка-варшавка старый кирпичный дом
здравствуй театр шалом притулившийся за углом
по небу шарят лучи дискотечные на каховке
завтрак не лезущий в горло сорванный аппетит
вроде пила не столько чтобы себя вести
ветер на остановке
слышишь привет нагорная та что ушла под слом
это бывает просто слиться с чужим теплом
гости сидят за столом и им никакого дела
сумрак укрой им разум гогот зашторь им слух
надо ж такое спьяну чтоб ослепило двух
но выдыхает тело
вот и песчаная-сокол соломенные деньки
здравствуй троллейбус в сербор обнаженные у реки
здравствуй не помню кто проводивший меня до дома
падаешь в зиму ничком просыпаешься по весне
проще любить других это как-то всегда честней
чем бы к лицу лицом мы
грозы в оконной раме утреннее метро
спишь уронив ладонь как лодочку на бедро
словно прося в нее конфету и день на отсып
кто-то уходит первым в другой лабиринт судьбы
время типа прямая оно не знакомо с бы
тянется после рвется
если каширка-варшавка высохнет все тогда
если приду к развилке не знающая куда
вновь лишена гнезда-гнезду-о гнезде-гнездом то
сяду опять в трамвай кренящийся на бегу
чтоб заложил как встарь равнодушнейшую дугу
с видом на старый дом твой
видишь каширка-варшавка пунктик необъясним
тот о котором скажешь тысячу раз херсним
типа последний осколок от пресного слова вечность
помни когда остальное вытечет изнутри
вот она я в трамвае номер допустим три
по-над замоскворечьем