признавать, что другая жизнь — кинолентой по окоему, —
все равно, что признать: хожу, ем, да ем, да не наедаюсь.
неприлично болеть тоской по чужому двору и дому,
забираться на крышу: ах, подскажите же, это — дали?
ничего ведь на свете нет — волоски напряженной плоти,
тень, отчаяние, ручей по оврагу, поля, холмы, да
ожиданье тюрьмы, сумы.
чей-то голос, черта в блокноте,
пара слов оживут в луче,
мир свободный, пустой, ничей,
и на долю сек — погоди! — это все обретает смысл,
острый, нежный, как дежавю, как осколок сна или запах,
как расклад из цветных стекляшек, исчезающий — с жару, с пылу,
как и не было.
греешь чай. солнце вяло идет на запад.
говори, говори, выговаривай, вот и донышко проступило.