Звездолет случайно упал на чужую планету,
Населенную кактусами и говорящими головами.
Кактусы колются, головы раздают советы,
Неважно, что им вопросы не задавали.
Начинают со слов «Очевидно, что…» и «вы не знаете? Странно…»,
На губах зелёных вскипают и лопаются пузыри,
А ты стоишь в ботинках по три космокилограмма,
И шлем запотел, в конденсате весь изнутри.
Гравитация неприятная. Воздух — почти как дома.
Аборигены шевелятся, подползают, бодают, бубнят:
«А на нашей станции был такой случай…», — о, как знакомо,
Как в любой галактике, честное слово, как все подряд,
Бодро цитируют книги, песни, соседей, как будто
Тебе поможет сам факт чьей-то похожей истории.
А ты — ну что ты там делаешь. Берешь пробы грунта,
Проверяешь опытные ростки в лаборатории,
И конечно, надо за инструменты и всё ремонтировать,
А потом уносить ноги из мира подробных слёз.
А они всё спешат тебя наскоро инструктировать
И заодно возвыситься, так устроен биоценоз.
А ты сделаешь вот что, ты вернешься в свою кабину,
Наглухо, как в безвоздушке, задраишь люки,
Опустишь щиты, заглушишь экраны, чтобы не видно,
Чтобы не слышно ни слова, ни единого звука,
Сядешь у коммуникатора, монохромного, непобедимого,
В крепком железном кожухе и цветных огоньках,
И наберёшь туда סבא יקר, grandpa dear,
Милый дедушка — на доступных тебе языках.
И чуть спустя, не сразу, когда к закату, —
Светило коснется края, тени потянутся по пустыне, —
Звездолетчик другой ответит тебе как надо,
На экране, пароль и отзыв, словами простыми.