из приснившихся мне можно составить город.
небольшой и довольно дурацкий, но все же город.
непонятно, правда, что там с его управлением
и будет ли кто отвечать за общественные латрины,
или там, убирать снег, если снега того навалит.
непонятно, что они могут вообще.
N, например. снится мне N в моложавом виде,
с искрой в шальных глазах.
N целует меня при встрече и на прощание.
больше он не делает приблизительно ничего.
но целует всегда в губы, щек он не признает.
это его способ передавать мне какое-то сообщение.
Константин, не волнуйся, на то, чтоб меня украсть,
у N была примерно так вечность. и он не украл меня.
вообще, я подумала, всю свою молодость
я была занята расшифровкой каких-то двойных сообщений.
люди что-то такое хотели сказать, но не говорили.
делали что угодно, но не пользовались словами,
ну то есть совершенно не могли сформулировать ничего такого,
что обозначило бы хоть как-то наши и не наши
восхитительные отношения.
теперь они снятся.
M, например. М был идеален лет в сорок.
теперь он обрюзг, вечно как бы поддат и уже не годится в герои.
но в городе он проживает и даже как будто прописан.
стук-постук, открываешь дверь, а вот он и сидит.
рядом L, о этот лукавый сатир, золотистый и пряный,
L моей юности, мастер тройных, четверных сообщений.
эти вечные да его нет и возможно-возможно.
и так далее. полный город такого добра.
и вот я думаю, ну или там беспокоюсь, что ли.
я треть жизни провожу на плохо убранных улицах,
потому что, понятно, они же не дворники, боги.
это как уже, тянет на налоговое резидентство?
я, может быть, что-то кому-то должна там платить?
участвовать в муниципальных выборах, подавать предложения.
а какие там правые или левые? и кто у власти?
что у них там с eврeями, мне это внезапно важно?
нет уж, на фиг, пойду я проснусь в свой теплый ламповый
апокалипсис образца двадцать третьего года,
в этот адок с цветеньем вонюченького жасмина,
и вот-вот цикламены пойдут еще в рост.
так что мы — я, L, M, N и все прочие воображаемые друзья,
среди которых нет разве что грелки с зеленым горошком, —
передаем вам привет и желаем, чтоб новый
апокалипсис был нежнее и слаще прошлого,
чтобы как-то уже, я не знаю, всё утрясалось,
чтобы надежды переходили в агрегатное состояние уверенности,
чтобы силы сообщались друг другу, отталкиваясь от слова,
чтобы уже наконец обрели объем пожелания в добрых открытках,
встали, как вырубка в детской книжке, как богатыри на распутье,
и засияли панорамой чего-то нарядного впереди.
чтобы спать было не страшно и просыпаться не страшно,
и во сне нас прикроют, и наяву, пожалуйста.
ну или мы сами, наверное, мы уже можем всё.