всё вроде бы любовь и вроде бы тоска,
не знаю, как живут счастливые другие.
то из последних сил сожмешься для рывка,
то гонишь прочь пары случайной ностальгии
по отнятым у нас помойкам и пухто,
оттаявшим к весне объедкам и окуркам.
что, родину любить в поганом — так никто?
ну вот и уезжай к своим jidam и туркам,
ну вот и уезжу, открою свой сезам, —
по вытертым уже, но пролитым слезам,
по отнятым у нас — холодного отжима,
не первого ума, — но искренним друзьям.
им удалось решить свой многочлен с режимом,
а мы — увы-увы. и прокляты, и живы,
и помним всех себя, и с ними, и не с ними.
и бабушка моя была б удивлена
в свои сто десять лет:
какие времена!
и я б ее звала пожить в иерусалиме —
хотя бы до тех пор, пока идет война.