Я ходила в этот клуб — на границе вырастания и детства,
В странном возрасте, когда формулируешь избитое с нуля.
«Я Иван», «я Алексей». Даже это удивительное действо —
Подниматься по ступеням, опускаться по ступеням и ля-ля.
Там привычно грели чай, раздавали принесенное из дома,
Свечки жгли. Плясали сполохи по лицам, тени двигались, росли.
Щербакова, например, я услышала в одной из этих комнат:
«Левконою», и «Вишневое варенье», и «Гавану», и «Пролив».
Я ходила в этот клуб, и над залом танцевали зажигалки —
Это было как костюм в костюмерной, подошедший по плечам.
И не помню, кто спросил, я ответила (не стыдно и не жалко),
Что уеду, чтобы петь петербуржцам, тулякам и москвичам.
Я ходила в этот клуб. Там гуляют — я встречала их — легенды:
Вышла замуж, перестала петь, уехала, ребенка родила…
Почему? Да потому. Потому что в этом мире столько «где-то»,
Что, единожды начав, не остановишься. Такие вот дела.